Вот, например, приснилось мне, что я - старый и больной, а заключил договор... даже сам не знаю, с кем. И вряд ли смогу описать это нечто, с которым я договаривался. Оно как бы было, но в то же время и не было, оно было и прекрасно, и пугающе, и обыденно, и величественно, оно выглядело как человек, но люди так никогда не выглядят, оно было передо мной, и во мне, и вокруг меня, и в то же время - в недосягаемой дали... словом, только во сне и можно увидеть такое.
И с этой невероятной сущностью я заключил договор. Вернее, высказал просьбу, и получил ответ. Я попросил (что вполне естественно для старого больного человека) долгой жизни и здоровья. И я их получил, но с одной оговоркой (поскольку не мог представить себе дармового счастья, эта оговорка и появилась): я не имел права покидать помещение.
Тут надо заметить, что это было за помещение. Это был целый этаж роскошного высотного здания, где располагались офисы принадлежащей мне корпорации (это ведь сон, правда?) - огромной, многомиллиардной, с филиалами в разных странах. Второй этаж здания представлял из себя холл, выложенный черной мраморной плиткой, с колоннами, зеркалами, боковыми альковами, хрустальными люстрами и прочей мишурой. Вот в этом месте мне и надлежало прожить дальше свою бесконечную жизнь... условно бесконечную, скажем так. Я ведь не просил для себя неуязвимости, только бессмертия.
Вначеле всё шло просто превосходно. Мне было 70 лет, но я был здоров, бодр и свеж, у меня была относительно молодая жена и подрастающая единственная дочка, в моих руках находились нити управления целой финансовой империей, и каждое мое слово имело вес - да еще какой вес! Огромный зал, к которому я был отныне привязан, перепланировали и сделали пригодным для комфортной жизни. Оттуда я вершил свои великие дела, там находился центр паутины, там на тонком столике красовалось под колпаком хрустальное яйцо с иглой внутри - символ моей корпорации.
Я был вполне счастлив, и оттого беспечен. Всего-то поднялся на лифте на пару этажей... даже выйти не успел. Вниз меня принесли на руках. Эти полминуты отсутствия состарили меня лет на двадцать. И я превратился в дряхлую девяностолетнюю развалину.
Я по-прежнему был во главе фирмы, и мой деловой гений (это ведь сон, правда?) остался при мне. Но всё больше дел приходилось перепоручать молодым энергичным секретарям и заместителям - старое тело не выдерживало нагрузки. Я не мог не понимать, к чему это приведет, но и поделать уже ничего не мог.
Первой пропала жена - как-то незаметно, я и внимания на это не обратил. Потом мне пришлось деликатно отворачиваться, когда самый прыткий из моих заместителей целовался с моей дочерью. Куда-то исчезли и остальные мои заместители - зато у этого их появилось несколько.
Я по-прежнему числился президентом. Но уже ничего не решал. Все вопросы застревали где-то, не доходя до меня, машина продолжала вертеться, а я был прикован к своему огромному мраморному залу.
Время шло. Я жил.
Уже давно не было видно ни моей дочери, ни её мужа. Газет я не получал, и не просил их. Всё, что мне еще оставалось делать - это ходить кругами, или из угла в угол, по своей резиденции. В конференц-зале много лет не собирались конференции, прислуга напоминала своими повадками санитаров из психбольницы - да это и были санитары.
Однажды повзраслевшая, сильно раздавшаяся дочь все-таки появилась, но не в гости, а по делу. Она привела с собой команду архитекторов, и мой зал снова был перепроектирован - из него сделали ресторан, мне же отгородили один угол, размером с небольшую квартирку - спальня и санузел. Кухни мне не полагалось, раз уж живу при ресторане. Ресторан меня и кормил, а я служил ему рекламной диковинкой - живой глава корпорации, время от времени милостиво улыбающийся через стекло. А иногда, подумать только, лично разносящий заказы посетителям! Такой простой в обращении человек, и не скажешь, что мультимиллиардер (мы помним, что это сон, правда?).
К слову, мультимиллиардером я давно уже не был. Хотя сводок мне никто не приносил, но не зря же я столько лет занимался делопроизводством, чтобы не понять, как обстоят дела с моей фирмой. По косвенным данным, по обрывкам фраз... Скверно обстояли дела. Фактически, ничего от былого колосса не осталось, жалкие обломки. Но меня это, как ни странно, уже ничуть не волновало. Что с того, что моя дочь будет владеть не сотней миллиардов, а парой миллионов? Тоже приличная сумма, на жизнь хватит. Я отписал на её имя всё свое движимое и недвижимое имущество, себе оставил только банкетный зал - мы с ним были неразделимы.
Потом ресторан однажды вечером закрылся, и уже не открылся утром. Я стоял у стеклянной стены, в доме, носящем моё имя, но не принадлежащем мне, и смотрел на шумящий внизу и вокруг город, на спешащих людей, на скользящие в метре от меня прозрачные капсулы лифтов. Хотелось есть, но как-то отрешенно - просто организм констатировал факт голода. Это было совершенно неважно.
Я сделал шаг вбок и убедился с некоторым удивлением, что кнопка лифта работает. Лифт приехал, я зашел внутрь, прислонился лбом к зеркальному стеклу. Кто-то вызвал кабину, и она поехала вверх, всё быстрее и быстрее...
Я удовлетворенно вздохнул и проснулся.
Это был чужой сон.

Например, про то, что в городе произошли какие-то Изменения, и теперь часть улиц плавно переходит в реки, овраги, пропасти, а дома врастают в холмы и косогоры. Все к этому относятся спокойно, по-философски, тем более, что известно - всё ненадолго, дней на пять. А пока можно выйти на балкон, присесть на его каменистый уступ, облокотиться на сосенку и ловить рыбу прямо из улицы. А улицы-реки тоже ведут себя странно, вода явно не в ладах с привычной физикой. Вот, например, течет широкая центральная река, а от неё круто вниз отходит какой-то жалкий переулочек. И из большой реки туда стекает вода - но как-то наоборот. Видели, наверно, как это обычно бывает: через размытый край пробивается струя воды, растекается широкой полосой, и быстро течет вниз, к ближайшей решетке? А тут всё не так: сперва широкая стремительная волна, а уже в полуметре от большой реки она как-то съеживается, усыхает, и превращается в вялотекущую тощую струйку, а потом и вовсе в мокрое пятно. Потому что не судьба этому переулку быть речным рукавом. Не заслужил.
На камнях посреди течения возлежали в живописных позах сирены - но не пели, а просто и бесхитростно предлагали прохожим/проплывающим доступную любовь. Прямо тут же, на камнях. Но я этого не видел.
Я вообще мало что успел увидеть, мы спешили - я и небольшая группа моих полузабытых приятелей детства (друзей у меня в детстве не было; а вы их все-равно не знаете, так что и мне нет смысла вспоминать имена). У нас была важная встреча - с людоедом.
Когда я еще учился в ешиве, наш рав собрал учеников и сообщил, что теперь время от времени (раз в неделю) нескольких учеников будет приглашать к себе один очень уважаемый людоед. Он устраивает приёмы, и ему необходимы молодые люди, чтобы достойно принять гостей. За это людоед будет платить нашей ешиве, и очень щедро причем. После этого заявления я сразу успокоился - никаких проблем с кашрутом быть не должно, наверняка раввины придумали, как их обойти. Когда дело касается хорошего вознаграждения, закон может трактоваться очень даже гибко.
В числе прочих учеников я тоже однажды посетил прием у людоеда. Меня уложили на стол и завязали глаза, пока людоед в белом халате, с ножом и вилкой, похожий на сосредоточенного хирурга, колдовал над моим животом. Я ничего не почувствовал, даже, кажется, заснул. Потом с меня сняли повязку, поблагодарили и отпустили. Пока гости вытирали губы и вовсю расхваливали мастерство повара. Впрочем, никаких изменений в собственном организме я после трапезы не нашел.
Всё это я вспоминал, пока шел к людоеду. Вроде как напоминание о том, что нечего бояться.
У людоеда уже не было приема, и сам он выглядел несколько исхудавшим, с темными кругами у глаз. Да и вместо роскошных аппартаментов, которые я запомнил, имела место крошечная однокомнатная квартирка, с простым столиком и кушеткой для ожидания. Впрочем, платил людоед по-прежнему щедро, по тому же прейскуранту.
За столом сидели дети. Кажется, двое, разного возраста.
Людоед велел мне сесть с краю стола, и на этот раз почему-то не стал завязывать глаза, так что я имел возможность наблюдать процесс.
Людоед закатал мне штанину выше колена, взял какой-то блестящий полукруглый инструмент, похожий на ложечку для мороженного, и просто зачерпнул меня, как то самое мороженное. Я, кажется, зашипел - но скорее от неожиданности, а не от боли. Больно не было, было лишь вполне уместное ощущение, что по мне скребанули острой ложкой. Людоед раздраженно посоветовал не орать, и продолжал священнодействовать - зачерпывал из моей коленки аккуратные шарики и укладывал в вазочку. Я ожидал увидеть кровь, торчащую коленную чашечку - но ничего подобного не было. Под кожей обнаружилась плотная кремовая масса, точь-в-точь похожая на ванильное мороженное. Дети его трескали за обе щеки.
-Это десерт,- объяснил людоед.- Давно я его не готовил.
Между тем, сквозь ванильную массу пробился тонкий, с иголочку, фонтанчик крови. Я попросил салфетку, или кусочек ваты, чтобы промокнуть. Людоед изменился в лице:
-Этого не может быть! Какая кровь, не должно быть никакой крови! Никогда её не было!
Он засуетился вокруг меня, с какими-то тампонами, пузырьками, бинтами и прочей атрибутикой.
-Двадцать лет!- причитал людоед,- двадцать лет я практикую, и ни разу, ни разу не было таких накладок. Простите меня, ради всего святого! И пожалуйста, никому не рассказывайте... такой позор, такой позор!
Между тем, колено быстро восстанавливало привычный вид, затянулось кожей, сквозь которую пробились волоски... На мой взгляд, всё было в порядке, разве что побаливало, но людоед был бледен и несчастен.
-Шрам останется...- шептал он трагическим голосом, присматриваясь к коленке и промокая этиловым спиртом.- Как же так... Как я мог... А всё недостаток практики! И вообще, мне всегда лучше удавались вторые блюда! А ведь был специальный курс, по десертам, почему я пропустил ту лекцию, ушел на свидание?! Ведь наверняка там рассматривался как-раз подобный случай, а я...
Дети между тем торопливо съели всё, что людоед успел добыть, и самый наглый из них протянул вазочку за добавкой, но наткнулся на взгляд людоеда и счел за благо промолчать.
Людоед долго многословно извинялся, суетился, хлопотал, обещал быть в курсе моих дел на случай каких-то непредвиденных осложнений, спрашивал телефон...
Когда я уже уходил, мне сказали вполголоса: "если тебе когда-нибудь понадобится нянька для твоих детей - зови его!"